— Как скажете.
Шебека, скрипя всеми своими составными частями рванула вперед, а я так и остался на палубе. Все ловил момент когда покажется мое родовое обиталище. Как‑то неожиданно соскучился по своим девочкам.
Ввел шебеку в бухту лично. И кажется справился… ну… почти. Потом, едва дождавшись когда приведут лошадок, вскочил на Родена и карьером понесся домой. Влетел на замковый двор и с облегчением сердца узрел свою ненаглядную, со вкусом распекавшую челядь. Ну, слава Богу…
— Господин барон… — Матильда узрев муженька чувственно ахнула, покачнулась, но мгновенно выправившись присела в церемонном книксене.
— Госпожа Матильда… — я повинуясь ее требовательному взгляду, со скрежетом зубовным, тоже изобразил для слуг господскую церемонию, а потом подхватив женушку под локоток потащил ее в замок.
— Надолго? — скрывшись с глаз слуг Матильда прильнула ко мне и дала волю чувствам.
Ну, как водится: слезы, вздохи и все такое. В общем, стандарт.
— На пару дней. Где они?
— Да вот же, — Матильда распахнула дверь и продемонстрировала двух дородных кормилиц державших у груди два запакованных свертка.
— Сама не кормишь?
— Перед сном, — кокетливо улыбнулась супружница. — Прожорливые страсть, на целый день у меня молока не хватает.
— Это хорошо… — я выхватил у перепуганной насмерть кормилицы младенца и мгновенно сунул его обратно. Дочурка отнятая от груди сотрясла комнату возмущенным воплем. И сразу же ее поддержала вторая, залившаяся плачем в знак солидарности с сестричкой. Ух ты…
— Пусть доедят, — Матильда настойчиво взяла меня за локоть и потянула из комнаты. — Успеете господин барон наиграться.
— Это едва ли…
Что дальше? Конечно спальня. Знаете… раньше не верил, что так бывает. Много у меня женщин было. И разные: ослепительно красивые, чувственно страстные и прочие, на первый взляд, превосходившие своими достоинствами Матильду, а все же, получается, страсть к ней не пропала. Даже наоборот. Так что, к делам, я приступил очень не скоро. Но пришлось…
— В замке люди новые появились?
— В смысле? — Матильда игриво водила пальчиком по моей груди.
— В смысле новые. Гости, новые слуги и так далее.
— Вроде нет, — недоуменно пожала плечиками девушка. — Хотя…
— Что, хотя?
— Ну…
— Говори женщина.
— Милый… — Матильда покраснела. — Мы в грехе живем… ну… вот я в искупление и устроила обитель для паломников. Но она пустует — не закончили ремонт пока.
— Это ладно, только что бы ни один из паломников в замке не появлялся — увижу повешу. Слуги новые есть?
— Слуг нет, а вот кондитера я из Антверпена выписала. Сегодня как раз прибыл. Обещался на вечер удивить. А жену его, я помощницей кастелянши определила. А что?
— Черт!!! — я принялся лихорадочно одеваться.
— Не гневи Господа! — испуганно пискнула Матильда. — Да в чем дело?
— Потом… — я выскочил за дверь и в сопровождении стражников понесся в поварскую.
Лысый как яйцо, усатый как Чапаев, толстенький мужичонка, что‑то напевая колдовал над здоровенным пирогом. Узрев меня ойкнул и перецепившись за табурет грохнулся на пол. Два поваренка взбивавших крем мигом спрятались под стол.
— Кто такой?
— К — карл… — мужичек с ужасом следил за кончиком обнаженной эспады. — К — кондитер с… с р — рекомендациями…
— Кондитер говоришь? — я вздернул его за передник на ноги. — Что готовишь кондитер?
— П — пирог с м — марципанами и льежским с — суфле… — у толстячка от ужаса зуб на зуб не попадал. — И п — пирожные, а ля Венерон…
Отравитель! На лице, у урода, все написано! Порублю нечисть! Я почти ничего не соображая от гнева хотел на месте порешить кондитера, но потом, неимоверным усилием воли взял себя в руки. М — да, совсем нервы ни к черту. Впрочем, оно и не мудрено… после стольких покушений на свою драгоценную личность и кота домашнего станешь подозревать.
— Ешь!
— Ч‑что?..
— Все.
— Д — дык оно не г — готово…
— Жри говорю, — я ударом эспады разрубил пирог пополам. — Ешь говорю! И пирожные тоже.
Кондитер обливаясь слезами стал давится тестом. Старательно так пихал себе в рот, с желанием. Неужели я ошибся? М — дя…
— Хватит. А теперь берите этого голубя и в подвал. Жену его тоже.
— За что!!! — взвыл толстячек.
— Еще не знаю, — подсказал я ему. — А если узнаю, то на костер пойдете. Хорст!
— Что прикажете ваша милость? — рядом мгновенно нарисовался обер — аудитор.
— Проведи дознание. Кто, зачем, откуда рекомендации — в общем, все. Без насилия пока, но с пристрастием.
— Будет сделано! — сухое личико Хорста Дьюля преисполнилось рвением. — А причина?
— На причастность, к покушению на мою личность. Выполнять.
— Как изволите.
— Остальные за мной… — я отправился в свой кабинет. За мной, внутренне трепеща отправились успевшие сбежаться соратники.
Ну да, согласен. Погорячился малость. Но в таком деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Надо менять к чертовой матери всю систему охраны в замке. И вводить этих… как их там… дегустаторов еды, мать их за ногу.
Отчет соратников затянулся до позднего вечера. Особенно порадовали инженеры, в соавторстве с Пелегрини доведшие все‑таки до ума бомбический единорог. Да и остальные старались. Хозяйство во владении оказалось в образцовом порядке. Но все охватить, естественно не успел, так, самые вершки — основательно уже завтра займусь.
Доложился Хорст, с выводами о том, что толстячок кондитер скорее всего никакими пакостными умыслами не обладал. Оказался, действительно, довольно известным в своей среде кондитером, причем его ко мне отправил и отрекомендовал сам бурмистр Антверпена. Самуил исследовав стряпню несчастного тоже не нашел каких либо следов яда. Оных, так же, не нашли и среди личных вещей кулинара. М — да… промашка вышла. Ну и ладно, накину серебрушку к жалованию и пусть кашеварит дальше. Под присмотром конечно…