Дракон Золотого Pуна - Страница 31

— Ты сочувствуешь этому ублюдку?

Опять отрицательный жест.

— Тогда в чем дело?

— Ваша милость… — еврей печально на меня посмотрел. — Я взял на себя грех доносительства, о чем и печалюсь.

— Это твой долг примерного христианина. Ты примерный христианин Исаак? Или ты одобряешь сии мерзости и подобное богохульство?

— Истинный христианин! Богохульство не одобряю! — еврей осенил себя размашистым крестным знамением.

— Вот видишь, а это осиное гнездо, рано или поздно и без тебя прихлопнули бы. Да не кривись ты, не кривись. Есть для тебя и хорошие новости.

— А какие ваша милость? — в глазах Исаака появилась тщательно маскируемая заинтересованность.

— Я попробую решить вопрос таким образом, что предприятие Рафаэля Цимлера будет продано с торгов и догадайся кто его купит.

— У меня возникнут проблемы с его отцом, он очень влиятельный человек в гильдии… — задумчиво ответил Исаак. — Вот если…

— Ты не попадешь под подозрение, мало того, окажешься в некотором роде спасителем. Но об этом немного позже. Мне доложили, что ты построил себе домик в Гуттене?

— Да ваша милость, но вы же сами разрешили…

— Успокойся, я не гневаюсь. Вот прямо сейчас отправляйся туда под домашний арест. Да не закатывай глаза. Это только на пару дней. К тебе явится мой аудитор Хорст Дьюль, ему и явишь всю отчетность. Потом оба ко мне на доклад. Все, свободен. Пригласи сюда фра Михаэля…

— Ваша милость! — капеллан войдя в кабинет состроил умильную рожу и кинулся целовать мне руки. — Слава пресвятой Деве Марии!

— Рад вас видеть. Присаживайтесь падре. Нам предстоит кое‑что обсудить…

Оторвался от дел только глубоко вечером, причем, успел проинспектировать только замок, Все что вне стен, охватить не успел, устал как собака и перенес на завтра. Ну что же… Доволен я. Конечно не обошлось без матюков, а в парочке случаев даже тумаками награждать пришлось, но в целом, картина мне явилась вполне благопристойная. Порадовали…

Замок полностью отремонтировали, мало того, я его сразу даже не узнал. Сменилась архитектура башен и донжона*, появились каменные машикули* и парные барбаканы* перед въездом. Ров вычистили и углубили, даже пробили потайной подземный ход к берегу моря. Словом, порадовали хозяина, хотя и придется переделывать артиллерийские площадки на башнях. Угол обстрела меня категорично не удовлетворяет. Кстати, орудия на них уже стоят. Двенадцать казнозарядных фальконетов снятых с шебеки, бомбический единорог в единственном числе и какая‑то жуткая вундервафля от Фена. Демонстрация назначена на утро. Черт, попал в жесткий временной цейтнот. В баронии, я могу задержаться максимум на неделю, причем за это время надо еще провернуть спектакль в Антверпене…

— Жан… — Матильда мягко убрала мою руку. — Доставь мне удовольствие.

— Ладно kotik, — я откинулся на спинку кресла. — Но право дело, лучше бы ты присматривала за дочурками.

Матильда заявилась в кабинет и вознамерилась лично провести акт омытия мне ног, так сказать, продемонстрировать свою любовь и покорность. Черт знает что…

— С ними, все в порядке… — улыбнулась фламандка. — Мне очень приятно, что ты о них так заботишься. Вот и все… а теперь позволь, мы переоденем тебя. Все уже для праздника готово. Петер, своих поварят совсем загнал, но кричит: не ударю в грязь перед хозяином.

— Это хорошо…

Посмотрел на свою женщину. Фламандка стала еще привлекательней. Добавилась какое‑то внутреннее очарование. Немного раздобрела после родов, но это ей неимоверно идет. И еще, слово 'заматерела' по отношению у женщине может на первый взгляд показаться неприменимым к женщине, но тем не менее, оно происходит от слова «мать», то есть рожавшая женщина. Так вот Матильда именно заматерела, ее красота стала похожа на вкус выдержанного вина, такая же изысканная и благородная. Просто удивительно, что она не имеет в себе ни капельки благородной крови.

— Мати, ты мне никогда не рассказывала, откуда ты родом? — я вытянул руки позволяя снять с себя камизу.

— Из Брюсселя милый.

— Кто твои родители?

— Не шевелись, я зашнурую завязки…

— Не заговаривай мне зубы, кто родители?

— Отец всю жизнь паромщиком был. Мать белошвейкой. Только их уже нет… Этот пурпуэн* или этот?

— Сожалею. Бархатный с кожаными вставками давай…

Беседуя с фламандкой, я ощущал полное умиротворение и даже, черт подери, наслаждение. Наверно это и есть любовь? Да, я кобель еще тот, образ героического барона — сердцееда обязывает, но ни с одной женщиной я себя не чувствовал так спокойно и хорошо. Будь проклято это средневековье! Лучше жены, я себе никогда не найду, а вот же… Клятые сословные законы ставят непреодолимые препятствия. Да и черт с ними. Обойдемся без штампа в паспорте. Что? Да, какой нахрен паспорт? Тьфу, ты… опять определения двадцать первого века в голову лезут.

— Ну, вот… — Матильда поправила орден у меня на шее и отступила на шаг. — Милый, ты настолько хорош, что девки наверное штабелями падают.

— Не говори чушь, — я резко прекратил неприятную для себя тему. — Ты сама готова?

— Я с детками побуду… — Матильда чмокнула меня в щечку и направилась на выход сопровождаемая стайкой служанок. У двери обернулась, и лукаво улыбаясь заявила. — Буду ждать тебя в спальне, хочу проверить, не растратил ли ты силы на благородных сучек.

— И докажу…

Луиджи и Пьетро открыли передо мной тяжелые резные двери. Сделал шаг вперед и остановился…

Сводчатые потолки, огромный камин, в котором пылают смолистые бревна, гобелены трепещут под легким сквозняком, языки пламени отблескивая на потолочной росписи, оживляют образы сюжета. Красиво и мрачно… как и должно быть в настоящем рыцарском замке. Тем более в моем.